Ширина Фреоны в районе устья Хрустальной составляла около четырех километров. Имелось несколько плоских островов, хватало обширных отмелей, где местами можно как посуху пройти, зеленели плавни вокруг обмелевших проток. Глубины здесь обычно небольшие: два-три метра, в омутах изредка до десяти, дно илистое, реже песчаное или глинистое, кое-где сплошь ракушкой покрыто. Только на главной струе можно встретить крупный песок, а иной раз и галечник, но там и глубины посолиднее: рыбаки, бывало, находили зимовальные ямы за сорок метров глубиной.

Добрыне показалось, что он угодил как раз в такую яму. Отчаянно работая ногами, он гнал себя глубже и глубже, подтягивая за собой тело Левкина. Наконец голова зарылась в рыхлый слой ила. Столкновение с дном вышло столь неожиданным, что Добрыня от испуга едва не выпустил из легких весь воздух.

Спокойно, надо еще немного продержаться.

Он не верил, что спасется. Да и не ставил перед собой такую задачу. Ему сейчас главное, не дать врагам сфабриковать из двух тел фальшивые доказательства.

Руку Левкина он с силой воткнул в ил, то же самое сделал и со второй. Давил с натугой — речное дно теперь его удержит, хоть и ненадолго. Теперь надо о себе позаботиться. Точнее, о своем бренном теле — на остатках сил оттащить его подальше. Лодка наверняка простоит некоторое время, следя за окрестностями. Если тело всплывет слишком быстро, то могут заметить. Добрыня слышал, что многие утопленники не идут на дно, и уже через минуту болтаются наверху. Не хотелось бы помереть зазря.

В прошлом он был неплохим пловцом и даже сейчас мог продержаться под водой долго. Не будь руки связанными, можно было бы попытаться уйти — шансы хорошие. Ночка темная, могли бы и не заметить, если выплыть тихо. Стоп!

Отбрасывай такие идеи! Иди вдоль дна, подальше иди! Когда станет невтерпеж, в ил себя уже не закопаешь. Жажда жизни заставит рвануть наверх. Надо держаться подальше от поверхности. Так что главное, не выбраться из этой ямы, остаться внизу. Тогда течение вынесет его далековато.

Легкие начали гореть огнем. Нестерпимо хотелось разинуть рот и хлебнуть глоток… Пусть не воздуха, пусть воды, но хлебнуть всей глоткой.

За шиворот Добрыню жестоко ухватила здоровенная, сильная лапа. От ужаса он беззвучно заорал, выпустив каскадом пузырей весь воздух, и непроизвольно обмочился. Ему не раз доводилось слышать байки рыбаков о жутких монстрах, обитающих в глубинах Фреоны, но все это он считал фольклором на уровне русских сказок о русалках и водяных. Но фольклор не имеет привычки хватать за шкирку утопающих.

Непреодолимая сила потащила Добрыню неизвестно куда. Вряд ли вверх — речная нечисть предпочитает глубины. А раз так, то все к лучшему. Пусть даже это черт его тащит в бездонный омут.

Добрыня больше не боялся. В беззвучном крике разевая рот, он судорожно хватал губами мутную воду Фреоны, заливая свои горящие легкие. Еще чуть-чуть потерпеть, и все — сознание его покинет.

Навсегда.

Не покинуло.

В самых глубинах омута бесчувствия, куда его завлекло кислородное голодание, он оставался пребывать на тончайшей грани, отделяющей явь от сна. Или смерть от жизни. Он видел все, правда не всегда мог понять, что именно видит — мозг отказывался работать. Апатия, безразличие ко всему, жажда отдохнуть или просто сдохнуть. Но сдохнуть ему упорно не давали.

Огромный обитатель речных глубин вытащил его на мелководье, легко поднял вверх тормашками, удерживая за ноги, энергично встряхнул. Много есть способов спасения захлебнувшихся, но такого Добрыня не помнил. Как-то слишком уж экстремально. Но подействовало превосходно: из легких вся вода до капли вылетела (легкие тоже хотели полететь следом), а вслед за водой из желудка вывалились остатки ужина.

Темный гигант небрежно закинул тело Добрыни на плечо (а Добрыня, между прочим, раньше атлетизмом занимался — настоящий богатырь), без малейшего всплеска пошел по мелководью. Вокруг поднялась сплошная стена тростника, но удивительное дело: ни шороха или треска — полная тишина. Да эта нечисть бродит по плавням будто ниндзя, никакого шума. Плавни? Может, попробовать сбежать в заросли? Лень — полная апатия. Да и как сбежать от существа, для которого ты будто котенок?

Стена тростника расступилась. Похититель вышел на обширную поляну. Грубые руки стянули Добрыню с плеча, поставили на землю. Запястья дернулись, повисли безвольно — их больше не удерживала веревка. Ноги предательски подогнулись, мэр островитян плюхнулся на пятую точку, тупо уставился перед собой. Из-за тучи как по заказу выползла полная Луна. В каком-то фильме он это уже видел… Что же там было потом? А потом под завывающий вой и дурацкое причмокивание кого-то съели.

Идеально круглая полянка, диаметром метров тридцать. Окружена высокими стенами тростника. Метров по пять минимум стебли, а то и выше — из такого отличные удочки можно делать или легкие дротики. Посреди полянки невысокий помост из странно переплетенных стеблей того же тростника. На помосте лежит старая самка клотов. Шерсть светлая, морщинистые груди двумя пустыми мешками разметались в сторону, параллельно раскинутым рукам. Вокруг, куда ни глянь, на корточках расселись десятки, а может, и сотни мохнатых великанов.

Несмотря на апатию и странную опустошенность, Добрыня почувствовал некоторое облегчение. Клоты друзья — клоты его есть не станут. Хотя «друзья» громко сказано. Ваксы, несмотря на свои дурные привычки, мало чем отличались от людей. У Добрыни в свое время сосед был — дядя Вася, так тот, если пару недель не брился, становился точной копией Мура. Внешней копией. Да и внутренне они очень похожи: пиво что тот, что другой лакать бочками готовы были — пока все не прикончат, не успокоятся. С любым ваксом спокойно можно было всегда «за жизнь» поболтать, и он охотно поддержит беседу.

С клотом «за жизнь» не поговоришь — клот это клот. Громадина вымахивает иной раз на два с половиной метра роста, а то и более, с бревнами длинных рук и тоскливым взглядом профессионального исследователя глубин бесконечности. Что они там видят в этой своей бесконечности, никто не знал — говорить с клотом на темы вне рыбалки и судоходства было бесперспективно: они просто не поймут, о чем ты вообще пытаешься с ними болтать. Лом даже выдвинул идею, что клоты из речных водорослей гонят какую-то очень серьезную наркотическую дрянь и вечно ходят «вмазанные». Он настолько проникся интересом к этой теории, что постоянно бегал в селение великанов, пытаясь поймать их на горячем и узнать секрет новой дури. Добрыня, прознав об этом, запретил ему даже близко к клотам приближаться. Пусть они у себя хоть воблу через кальян курят — про это ему знать не следует. И без того у проклятого химика уже столько гадости конфисковали, что ему Медельинский картель [25] завидует.

Правда, был еще Удур — более-менее цивилизованный клот. Первый клот, увиденный землянами. Тот, оставшись в одиночестве после гибели своего селения, долго прожил с людьми, наверное, понахватался чего-то от них и заметно отличался от соплеменников. Но не сказать, чтобы эти отличия сильно бросались в глаза.

Как-то раз зимой Удур заявился в поселок с мешком деликатесного угря. Как раз праздник был — армия из дальнего похода вернулась. Народ, получивший в холодной степи массу негативных впечатлений, оторвался тогда здорово: половина поселка перепилась в дым, вторая половина их всю ночь по закоулкам собирала, чтобы не замерзли. Попика местного, «зама» отца Николая, пришлось тогда из нужника доставать. И как он с таким брюхом в узкую дыру пролез? Да еще и русалок при этом звал пропитым голосом.

Так вот, отсыпая клоту соль, Добрыня, расчувствовавшись, продекламировал рыжему гиганту длинный монолог на вечную тему «Все вокруг козлы, а я д'Артаньян». В процессе этого монолога он чуть ли не с поцелуями к клоту полез, так расчувствовался. И выпил-то не больше литра тогда, а развезло, как от целой бочки. Удур, получив свою соль, спокойно развернулся и деловито потопал к воротам на самом интересном месте — монолог как раз до д'Артаньяна дошел. Добрыня чуть языком не подавился от досады. И для кого он разорялся? Будто с дубовой табуреткой пообщался — нехороший осадок остался. Будь на месте Удура вакс, тот бы выслушал очень внимательно и даже наводящие вопросы не забывал бы задавать. И потом бы троглодит нарыл закуски, и они уже вместе на радостях еще по литру выдули.