Неловко снял с плеча тяжелый мушкет, поставил его сбоку от двери, прислонил к стене. Топорик положил рядом. На деревянный гвоздь повесил подсумок с пулями и патронами и пороховницу. Все — другого имущества у него, по сути, нет; лохмотья не в счет.

Хотя нет, кое-что свое у него все же есть.

На ладони тускло блеснула бронзовая четырехгранная пирамидка. Бесполезная вещица, найденная при попытке промыть пробу. Но зато это его личная вещь. И неважно, что она старая — в лохмотья от времени не превратилась, даже следов коррозии нет. Кто знает, может, через много-много лет за нее какой-нибудь коллекционер готов будет отдать состояние как за уникальный предмет культа древнего бога или эксклюзивное грузило, используемое античными царями для ловли форели.

Не будет войн с хайтами и рабства, не будет больше яркой жизни на лезвии ножа. В небесах вместо «скатов» начнут летать самолеты, и пассажиры, сидя в удобных креслах, будут заказывать холодный томатный сок. А пирамидка будет все так же поблескивать бронзой, озадачивая исследователей странным символом на своей грани.

Сильная рука вытащила Гнатова из воды, вздернула, ставя на ноги. Колени подогнулись, но упасть ему не дали — удерживали вертикально, сжав воротник.

После чудовищного взрыва, уничтожившего галеру, Гната отбросило далеко от корабля. Его спасло то, что сидел он при этом на носу, а рвануло на корме. Оглушенный, израненный, деморализованный до истерического состояния, изо всех сил пытался удерживаться на плаву целую вечность, пока течение не вынесло его к какому-то островку. Сил выбраться на берег уже не осталось — увязая в иле, он с плачем полз к суше, пока его не ухватили за загривок.

Вот и конец — уж лучше бы он утонул. А теперь суд и публичное повешение. А может, что-нибудь похуже придумают, вроде того же четвертования.

Почему пленители молчат? Или он оглох вообще? Правое ухо вроде бы точно оглохло, а левым он различает кваканье лягушек — значит, и голоса слышать должен.

Найдя в себе силы, повернулся, уставился в круглое лицо, поросшее мягкой шерстью. Куда-то сквозь Гнатова в бесконечность уставились огромные глаза.

— Удур? Это ты? — облегченно прохрипел Гнатов.

— Да, я Удур.

— Как же ты меня напугал! Спасибо, что помог выбраться-я едва не утонул в этой грязи. Удур, ты меня можешь спрятать?

— Я не знаю. Ты непонятно спросил. Если я тебя спрячу, то я буду знать, где ты спрятался. Получится, что я не спрятал тебя от себя. Нет, я не смогу тебя спрятать.

— Удур, да ты же тут все острова знаешь. Спрячь меня там, где меня не смогут найти люди.

— Сегодня людей здесь нет. Оставайся здесь. Сегодня ты от них здесь спрятан.

— Удур! Мне надо спрятаться от них не на сегодня! Мне вообще надо спрятаться! Мне надо, чтобы меня не нашли никогда!

Странно, но в безразличных глазах клота Гнатов вдруг разглядел что-то похожее на скрытую насмешку. Причем насмешку угрожающую.

— Люди реки и люди суши вместе. Мы едим одну рыбу. Мы пьем одну воду. Мы убиваем врагов вместе. Люди реки готовы спрятать тебя так, как прячут своих людей. Даже кости людей реки нельзя найти. Мы прячем хорошо. Ты хочешь, чтобы мы тебя спрятали так, чтобы тебя никто не нашел? Никогда не нашел?

— Удур, я же сказал — спрячь! Хочу! Мне надо отлежаться. И нужна твоя помощь!

— Пойдем, тебе поможет земля.

— Какая еще в задницу земля?!

— Сегодня она сильна. Сегодня она умеет прятать. Тебя никто не найдет. Никогда.

Из-за туч выглянула луна. Перед Гнатовым без малейшего шума расступилась стена тростника, открывая маленькую круглую полянку. Посреди нее возвышался странный постамент, сделанный из переплетенных стеблей того же тростника. Со всех сторон на полянку выходили мрачные клоты, в воздухе запульсировал чарующий ритм, будто где-то вдалеке поет церковный хор.

Удур подтолкнул Гнатова в спину:

— Иди, земля ждет.

Эпилог

Ключи бывают разные. Маленькие для шкатулок и символические гиганты для ворот городов. Магнитные и электронные, из простого железа и серебряные, а то и золотые. Для уличных ворот и для внутренних дверей. Очень много разных ключей бывает — все перечислить невозможно.

Но такой ключ был один — он остался последний.

Когда-то их было много, целых четырнадцать штук. Созданы они были в те времена, когда на Земле первые земноводные робко пытались осваивать сушу. В огромных болотах накапливался торф, чтобы в будущем превратиться в сырье для угольной промышленности, а меж гигантских папоротников летали метровые стрекозы.

В мангровых зарослях жили гигантские примитивные слизни. Эволюция отняла у этих созданий твердый скелет, взамен подарив прочную кожу. Но, увы, недостаточно прочную. Раз в год слизни вынуждены были покидать свои гнезда и уходить в море — там они размножались. И там их поджидали ракоскорпионы и хищные рыбы, для которых кожа не преграда.

У слизней не было когтей, клыков или прочной раковины, а прочная кожа от морских агрессоров не спасала. Они были настолько хрупкие, что даже не оставили качественных останков для будущих палеонтологов — в их телах не было ничего, что могло бы достойно окаменеть и пережить несколько геологических эпох. Они были обречены на вымирание.

Но у них был хорошо развит надглоточный нервный узел. И на отростках своего хвоста они могли создавать приличную разность потенциалов, поражая врагов ударами электрического тока.

Надглоточный нервный узел превратился в мозг. Электрический орган в ходе эволюции также претерпел значительные изменения.

Слизни создали свою цивилизацию. Хотя вряд ли это можно так назвать: с точки зрения людей, это было что угодно, но не цивилизация. Слизни не нуждались в объединении. Им даже не требоватась семья — слизни были гермафродитами. Коллективные действия они предпринимали лишь в периоды размножения, совместно обороняясь от хищников. Промышленности у них тоже не было — с помощью своего хвоста они могли создавать все, что им требовалось. В том числе и подобные ключи.

Со временем слизни, устав бороться с безмозглыми морским тварями, решили избавиться от них навсегда. Биологический геноцид привел к непредсказуемым последствиям-в древних океанах расплодилась микроскопическая водоросль, которая с великой радостью уничтожала молодняк слизней, да и взрослые особи, зараженные этой дрянью, выживали нечасто. Слизни стали причиной первого экологического кризиса, начавшегося по вине разумных созданий. Их цивилизация исчезала на глазах. Недалек был день, когда умрет последний.

Электрический орган в ходе эволюции видоизменился неузнаваемо, сделав слизней в некотором роде властелинами времени и пространства. При этом им не требовались сложнейшие приборы, многоэтажные лаборатории и гигантские ускорители — достаточно хвоста. Они знали про существование других планет и параллельных миров. Они с интересом изучали чуждую жизнь, делая это издалека.

Настал день, когда слизней осталось четырнадцать. В этот день и были созданы ключи — на каждого по одному. И в этот день они покинули Землю.

Новый мир стал своего рода ковчегом, слизни превратили его в подобие Земли. Здесь они сумели выжить — сюда не добралась одноклеточная зеленая смерть. Они больше не вмешивались в экологию, а биосферу нового мира пытались превратить в подобие родной, переселяя сюда земные создания.

Цивилизации рождаются, достигают расцвета, стареют и умирают. Цивилизация слизней исчезла.

Она долго сопротивлялась увяданию — невероятно долго. Последние представители племени древних моллюсков застали первые земледельческие цивилизации, возникшие в обоих мирах. До этого времени слизни упорно пытались держать новый мир в биологическом равновесии со старым, переселяя сюда всех новые живые существа, возникающие на Земле. Именно благодаря им сюда попали люди. И древние жрецы успели застать сверкающих змееподобных богов и даже получить часть их знаний.